Познал дочь. Истории о любви. Дважды благословенная Ли Бристол
В конце октября мы с восемнадцатилетней дочкой Наташей съездили в районный центр, проведать лежавшую в роддоме жену. Она уже родила вторую девочку, и дела после родовых осложнений шли на поправку. Возвращались домой под вечер. Погода была холодная и пасмурная, на небе сгущались чёрные грозовые тучи, налитые свинцовой тяжестью.
Автобус довёз нас до грунтового поворота на Большой Ключ, высадил и тронулся дальше – на Варваровку. Мы с дочкой остались одни на трассе. Машины проезжали здесь редко, а о том, чтобы какая-нибудь свернула на Большой Ключ не приходилось и мечтать. Расстояние от профиля до своей деревни мы всегда преодолевали пешком: а это – семь с лишним километров.
Мы с дочерью по обыкновению пустились в путь, но не прошли и километра, как на нас обрушился страшный ливень. В считанные минуты мы оказались мокрыми до нитки. Холодная, простудная дрожь, как иголками, пронизывала наши тела. Грунтовка превратилась в раскисшее вязкое месиво, и мы вынуждены были брести по траве, густо разросшейся на обочине дороги. На обувь нашу налипло по пуду грязи, так что мы с большим трудом передвигали ноги. Одежда плотно прилипла к телу. Наташа в своём коротеньком до невозможности, приталенном ситцевом платьице и вовсе была как голая. Все части тела отпечатались столь откровенно, что мне неловко было на неё смотреть.
Дождь лил и лил, как из ведра, а нам не оставалось ничего другого, как брести под тугими холодными струями ливня дальше. Потому что укрыться можно было только в лесопосадке, а до ближайшей было ещё с пол километра.
– Не устала, Наташа? – спросил я с тревогой у дочери и взглянул на её маленькое, тщедушное тельце, невольно отмечая глазами все её девчоночьи выпуклости: сзади и спереди.
– Нет, папочка, я не устала. Пойдём быстрее, – поторапливала меня Наташа.
Наконец мы добрались до лесопосадки, зашли в самую глубь, разыскали поваленное дерево, это была старая акация, и с облегчением уселись на неё. Дождь сюда проникал не столь сильно. Так что мы смогли даже отжать волосы и перевести дыхание от быстрой ходьбы.
Вскоре Наташа стала стучать зубами от холода.
– Тебе плохо, доча? – спросил я с тревогой.
– Х-хо-л-лод-дно, – заикаясь, с дрожью в голосе сказала Наташа.
Я испугался, что она может простудиться и заболеть, и решительно потребовал:
– Наташа, я отвернусь, а ты сними сейчас же платьице и выжми его. Иначе ты захвораешь.
– Нет, тебе нужно обязательно выжать одежду и немного просушить её. Давай я тебе помогу.
Я чуть ли не насильно стащил с неё мокрое платье и принялся старательно выкручивать. Дождь несколько ослабил свой напор и в чащу уже почти не проникал. Я хорошо отжал платьице дочери, встряхнул его и повесил сушиться на ветки. Наташа в крохотных красных кружевных трусишках-стрингах, как у взрослых, и в нулевого размера малюсеньком лифчике тряслась, скорчившись, на бревне.
– Доченька, ты совсем замёрзла? – продолжал я заботливо уговаривать Наташу. – Сними трусики и бюстгальтер, давай я их выжму.
Она, не стесняясь меня, разоблачилась, оставшись без последних лоскутков одежды. Отдала малюсенькие девчоночьи интимности мне в трепещущие руки. Принимая их, я с нескрываемым интересом скользнул взглядом по её голому тельцу. Отметил слабые, едва наметившиеся холмики грудей с коричневыми пупырышками сосков, гладкий, без единого волоска, выбритый девчоночий лобок с видневшейся чёрточкой верхней части её влагалища. Впалый, крохотный животик.
– Быстрей, папа, мне холодно, – сказала она, вновь усаживаясь на бревно и обхватывая плечи руками.
Я быстро выжал её трусики с лифчиком, накинул на ветки возле платья. Сам дрожа как в лихорадке, присел рядом с дочерью.
– Ты тоже выжмись, – приказным тоном сказала она.
Я не заставил себя долго упрашивать, и вскоре стоял возле Наташи, такой же голый, как и она, и старательно выкручивал рубашку и брюки.
– Давай я тебе помогу, – предложила Наташа.
Вместе мы по быстрому выжали мои вещи и также развесили на ветках сушиться. Я заметил, что Наташа всё время с интересом посматривает на мой член. Я застеснялся, но от этого стеснения член начал твердеть и подниматься. Ситуация была довольно не обычная: я никогда ещё не раздевался до гола при Наташе. Сконцентрировавшись мысленно на этом, я невольно подстегнул своё возбуждение. Член рос и наливался соком на глазах. Наташа заметила это и стыдливо отвернулась. Я же не знал, что делать.
Одеваться было ещё рано, одежда не высохла, закрываться руками – глупо. И я просто стоял столбом, трясясь от сильного озноба, весь покрытый синей гусиной кожей. А член мой рос и рос, пока не приобрёл наконец строго вертикальное положение. Наташа тряслась на бревне, отвернув в сторону лицо. Забота и страх за здоровье родного человечка пересилили во мне стыд. Я подошёл к ней с предательски торчащим большим членом, присел рядом и крепко прижал к себе.
– Не бойся, доченька, я только тебя погрею. Ты можешь заболеть, а это очень не хорошо. Как я тебя потом буду лечить?
– А ты, папа, не заболеешь? – в свою очередь спросила Наташа, и робко взглянула сначала мне в глаза, потом – на член.
– Меня не берёт никакая простуда, доченька, – успокоил я Наташу, и стал растирать ладонями её спинку и грудь.
– Я не о том, папа… – замялась дочка.
– А о чём?
– Ну об этом самом… не понимаешь?.. Я слышала, что если случается так, как у тебя – сейчас, – то можно умереть.
Я сразу понял, на что она намекает, и решил ей подыграть.
– Да, можно умереть, дочка… Были летальные случаи.
– Какие случаи?
– Летальные. Со смертельным исходом.
– А ты очень… хочешь? – с трудом подбирая слова, выдавила Наташа.
– Хочу, доченька… Очень, очень…
– И если этого… сейчас не будет, ты – умрёшь?
– Без тебя, – да, моё золотце! – зачем-то недвусмысленно намекнул я. Хотя нет, я твёрдо знал – зачем это говорю, и к чему клоню.
– Ну тогда сделай это, родной! – Наташка вдруг на что-то решившись, в свою очередь плотно прилипла ко мне всем своим маленьким тельцем несформировавшейся девочки-подростка, схватилась холодными тонкими пальчиками за толстый ствол моего дыбом вставшего члена и начала быстро скользить рукой вверх-вниз. Движения её были столь стремительны и умелы, что мне вскоре сделалось головокружительно легко и приятно. Накатило какое-то томительное безразличие ко всему на свете, кроме движений её музыкальных пальчиков на моём органе. Я широко расставил ноги и полностью отдался во власть маленькой шалуньи.
– Тебе хорошо, папуля? – с придыханием, как взрослая, шептала Наташка, продолжая доводить меня своим сладостным массажем до дикого восторга и исступления.
– Хорошо, Наташенька, продолжай, пожалуйста!
– Зачем, папа? Ты ведь хочешь не этого…
– Да, доча… Но тебе ещё нельзя… Ты слишком маленькая для… него!
– А я осторожненько.
Наташа встала с бревна и, продолжая манипулировать
моим членом, села мне на колени, лицом к моему лицу. Я протянул трясущиеся от вожделения руки и коснулся пальцами её мягких, крохотных половых губок – уже раскрывшихся и увлажнённых. Наташка ойкнула, задрожала ещё сильнее всем телом, но теперь уже не от холода, а от удовольствия. Задвигала промежностью по моей руке.
Я нащупал небольшую кнопочку её клитора, и нежно надавил на неё. Наташа вскрикнула громче, обвила меня тоненькими ручками за могучую, богатырскую шею и полезла посиневшими губками к моему рту. Я сразу же с жаром ответил на её горячий и жадный, засасывающий поцелуй. Утопил язык в её горяченьком горлышке. В то же время тёрся огромным вздыбленным фаллосом о её упругий животик.
– Папа, я хочу – туда… – прошептала, оторвавшись от моего рта, разгорячённая Наташка. Приподняла попку с моих колен, захватила в руку жилистый ствол члена и стала осторожно водить раскрывшейся, как цветок, шляпкой головки по своей малюсенькой «киске». Мне стало так хорошо, что я чуть не кончил и невольно отстранил её руку с членом от влагалища.
– Подожди, доча, не то сейчас всё потечёт…
– Из него? – с интересом спросила Наташа.
– Да… И ты не испытаешь… наслаждения.
Мы продолжали жадно обсасывать рты друг друга, причём я представлял, как бы было здорово, если бы Наташка ласкала своим маленьким, юрким язычком, похожим на жало ящерки, головку моего стоящего члена. От таких мыслей в голове моей помутилось, и я, почти не соображая, что делаю, смочил слюной пальцы своей правой руки и стал осторожно раздвигать ими крошечные половые губки моей девочки. Она замерла в томительном ожидании, нависнув над моим членом. Я достаточно разработал вход в её горячую пещерку, так что под конец мог просунуть в неё три пальца. Дочка учащённо дышала, глухо постанывала, и всё крепче и крепче прижимала к своей не существующей груди мою мокрую голову.
Наконец, я решился, и, думая, что довёл её до экстаза, начал медленно и осторожно насаживать моё бесценное сокровище на огромный, торчащий между расставленных ляжек, член. Вначале в её узкую, тесную дырочку, с натугой, но всё же вошла грибовидная головка члена, потом погрузился ствол. Стенки её неразработанного, девичьего влагалища так плотно сжали моё орудие, что мне даже показалось – я вошёл не туда… не в ту дырочку… Наташка закричала от боли резким пронзительным голосом, рванулась было вверх, с этого страшного кола, но я её не пустил, и подал взбесившийся фаллос следом.
Что-то горячее мигом облило головку моего члена, я, испугавшись, выдернул его на секунду, и сверху на меня хлынула Наташкина девственная кровь. Девчонка испугалась и с криком схватилась обеими руками за свою растянутую моим огромным орудием щелочку, думая, что я там что-то порвал и нужно срочно что-то делать. Но я-то знал, что всего лишь пробил ей целку, и ничего делать не нужно. Вернее, нужно делать одно – продолжать трахать свою любимую дочурку.
– Не бойся, дорогая, ничего не случилось, – принялся я её успокаивать, пытаясь опять водрузить верхом на свой окровавленный член, но Наташка сопротивлялась.
– Что это, папа? Почему кровь? Что ты мне сделал!
– Ничего, милая, так бывает у всех… Просто, ты перестала быть… девочкой!
– А кто я теперь?
– Моя жена! – выпалил я в запальчивости и наконец-то снова нанизал её на свой член. Теперь я уже ничего не опасался, и с бешеной скоростью заходил фаллосом в её дырочке.
Наташка завизжала, как резаная, задёргалась на моём хую, по-настоящему кончая первый раз в своей жизни. Она быстро тёрла пальчиками свой крошечный клитор, другой рукой сжимала мою мощную, упругую ягодицу, сосала мой рот и язык в нём. Я тоже почувствовал приближение оргазма, и во всю длину вгонял свою палку в девушку. Мне почему-то хотелось утопить фаллос как можно глубже, и я удивлялся, как он там у неё помещается, в такой маленькой, не растянутой вагине.
Ещё через несколько стремительных, обезумелых качков моя закипевшая в любовном бою сперма вырвалась из фаллоса, заполнила её влагалище и брызнула наружу, как только я вытащил член из Наташки. Она в изнеможении повисла на моей шее. Я подхватил её на руки, как носил в детстве, укачивая, – под попку, и застыл в этой позе.
– Я теперь твоя жена, милый папулька? – наконец заговорила Наташка.
– Да, дорогая, – кивнул я.
– А как же мамка?
– А мы ей ничего не скажем.
– А когда она выпишется из роддома, ты будешь ещё меня трахать?
– Тебе понравилось, доча? – с радостью, вопросом на вопрос, ответил я.
– Это было что-то!.. Пеночные ощущения! Жуткая жесть! Вау-вау! – произнесла она несколько принятых у современной молодёжи фраз, выражающих высшую степень восторга и одобрения.
– Сделай мне минет, папа, – сказала вдруг голосом опытной взрослой шлюхи моя дочь, и я не поверил своим ушам. Но от слов её на меня накатила такая глубокая волна сладкой истомы, что я тут же повиновался, упал перед дочерью на колени, широко развёл в стороны её худенькие, лягушачьи ноги и с звериной жадностью припал к раскрытому бутону её «киски». Я вначале облизал от её крови и своей собственной спермы все складочки её внешних половых губок, потом принялся деятельно обсасывать внутренние. Наташка стонала и корчилась в моих руках, прожимая своими ручонками мою голову к своему вспухшему горячему лону.
– Тебе нравится её лизать, милый? – спрашивала она, прикрыв от удовольствия глаза и вибрируя в такт моему языку всем своим худеньким телом.
– Да, Наташенька, мне очень нравится твоя пися. Она такая маленькая и сладкая, что я просто торчу. Я улетаю от кайфа, – стонал я в свою очередь, отвечая на её вопросы, и лизал, лизал, лизал.
Наташка снова забилась, кончая, и я принялся втягивать всё в свой рот. Мне нравилось, что она кончала в меня. Перед этим я кончил в неё, и вот подошла её очередь. Девушка орала не своим голосом, и дёргалась в страшных конвульсиях всем телом, как будто её разбивал паралич.
– Ой, папка, отойди скорей! – крикнула вдруг дочка.
Я ничего не понял и не убрал лица. И в тот же миг мне в рот хлынула жёлтая горячая струя мочи из влагалища дочери. Наташка не в силах была сдержаться и пыталась только отпрянуть в сторону, но я её крепко держал в своих объятиях и наслаждался этим горячим, солоноватым на вкус, душем.
– Папулечка, извини, – пописав мне на лицо, смущённо пролепетала Наташа. Она была в полной растерянности от происшедшего с ней конфуза и не знала, что делать и как загладить вину.
Ну а я чувствовал столь же острый позыв к опорожнению своего переполненного жидкостью мочевого пузыря. Встав перед её виноватым личиком, я взял обмякший член в правую руку и тут же выплеснул в Наташкино лицо полноводную струю своей мочи. Девочка моя, испытывая неподдельное наслаждение, раскрыла рот и подставила его под жёлтый фонтан. Через минуту она была мокрая с головы до ног. Тёплая моча на миг согрела её и она, полуприкрыв глаза, молча блаженствовала…
у моей подруги умер отец. Это случилось пару лет назад. С тех пор она живёт с отчимом. В последнее время мы стали замечать странности,у нас,как и у всех подростков,есть место где мы сидим. Это место старая стройка,мы называем это место Лабики. Однажды мы сидели на лабиках,а эта подруга (скажем звали её лена),заплакала,закричала и убежала наверх. Мы всей компанией ринулись её догонять. Догнав спросили в чём дело,она ответила,что якобы под лабиками увидела своего умершего отца,он её звал. Мы приняли это как шутку,но лена не хотела успокаиваться. Такие случая продолжались на протяжение 2 недель. Через 2 недели случай принял новые обороты. Я сказала Лене,что мне надоело это, что мальчики идут на речку и ждут нас там,а мы девочки (я,Лена и кристина) идём ко мне домой,выпьем для храбрости водки грамм по 50 и идём в церковь.
придя ко мне домой,я усадила девушек на кухне,а сама пошла в комнату за водкой. Возвращаясь я увидела что на кухне стоит Кристина,и махает руками перед глазами лены и говорит,что-то типа “очнись,леееннааааа”. Мне стало ещё больше не по себе,вдруг собака стала лаять в тот угол,куда был направлен холодный взгляд Лены. Это продолжалось несколько минут. Наконец-то я осмелилась зайти на кухню. Я взяла сыр и стала его резать, как вдруг Лена “”ожила” пригнулась,закричала и выбежала вон из квартиры,за ней кричащая Кристина,а следом я с сыром в руке. Выбегая я взглянула в зеркало и увидела там белый силуэт,я резко схватила собаку и выбежала в подъезд. Мы спросили из-за чего Лена закричала,оказывается она увидела своего отца с ножом в том углу,где лаяла собака. Мне страшно было зайти в квартиру,но я всё-таки решилась. Я убрала так и не открытую водку,сыр,взяла поводок и мигом ушла оттуда. Всем было страшно,Лена решила что в церковь ей лучше зайти одной,а мы с Кристиной её лучше подождём около. Когда Лена ушла,мы с Кристиной стали говорить о произошедшем,наши сердца так и колотились в страхе.
Наконец Лена вернулась и мы решили пойти к пацанам на речку. Чтобы в нашем городе пройти на речку,надо пройти по автомобильному мосту,именно там мы и встретили наших пацанов. Я с радостью и со слезами на глазах побежала к Жеке,рассказала ему обо всём и он стал меня обнимать и успокаивать. Мы с Кристиной курящие люди,и когда пришли на речку скурили по 3 сигареты. Напряжённая обстановка и внезапный визг и плачь Лены. Все обернулись назад и побежали к ней. Она сказала,что в окне сгоревшего дома увидела отца. мы с кристиной впали в истереку,ведь мы тоже что-то в окошке потом заметили! а пацаны решив нас успокоить,начали орать матом на этого призрака и пошли в этот дом,никого не найдя они вышли оттуда. Но это нам не помогло. Потом лена побежала к реке,и чуть не спрыгнула с холма в неё,её во время подхватили поцаны. Потом она пыталась убежать,но мальчики её крепко схватили,у нас с кристиной истерика,Лика сидит не моргая,в ступоре. Лёша (так звали одного пацана) сам не на шутку перепугался. и вдруг я отчётливо стала слышать чей-то шёпот,а каждому из нас по очереди кто-то дышал в спину. По этому шёпоту я поняла лишь три слова: Лена,обидит,убить.потом лёша тоже стал что-то слышать,но он ничего не понял кроме:убить.лена вышла из ступора и мы стали спрашивать:”где стоит твой папа?”она показывала тыкая пальцем на кого либо из нас.и деиствительно тот на кого она показывала,чувствовал сзади на шее чьё-то дыхание. потом мы все резко собрали свои вещи и ушли. оказывается лене отец ещё и снился.
Спрашивает МаринаОтвечает Александра Ланц, 23.05.2016
Вопрос : "Добрый день. В Ветхом Завете история Лота мне не совсем понятна. Пожалуйста, объясните зачем Господь после того как Содом и Гомора были стерты с лица земли, допустил, то что дочери Лота напоили его и переспали с ним и еще после этого всего дали потомство. Я не могу этого понять. Не является ли этого тем же самым или подобным, что происходило в Содоме и Гоморе. Заранее спасибо за ответ".
История с дочерьми Лота несет два весьма важных урока...
Первый в том, что вполне можно быть девственником, но иметь развращенные ум и тело. Помните, как Лот сказал о своих дочерях? "вот у меня две дочери, которые не познали мужа" () . Однако в конце истории читаем, что дочери оказались весьма искусными в том, что богобоязненной девушке даже в голову не может прийти. Проще говоря, они вынесли с собой из Содома то, чему там научились, и сразу применили это на практике.
Второй урок намного сложнее и болезненнее... Судя по тому, какие последствия повлекло за собой спасение этих двух девиц, можно сделать довольно простой, но страшный вывод... лучше бы ангелы не брали их за руки и не выводили из Содома. Потомки дочерей Лота стали вечными врагами Божьего народа, а потом и вовсе исчезли с лица земли.
Понимаете, Марина, Бог милостив и любящ, но в этой истории Он наглядно показывает нам истину о том, что оставить развращенного и не желающего каяться грешника в живых - означает создать проблему для тех, кто хочет жить праведно. Потому что Бог не отменяет свободу выбора, дарованную людям. Пока люди дышат, они будут жить так, как работают их "мозги".
Так вот если в истории падшего человечества Бог допускал "спасения" таких людей, как дочери Лота или Каин, продлевая им жизни, то в последний день Он это не сделает. Почему? Потому, что только полностью удалив носителей греха, можно гарантировать счастливое существование тем людям, которые хотят жить праведно. Вот как об этом сказано в
"Посему как собирают плевелы и огнем сжигают, так будет при кончине века сего: пошлет Сын Человеческий Ангелов Своих, и соберут из Царства Его все соблазны и делающих беззаконие, и ввергнут их в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов; тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их. Кто имеет уши слышать, да слышит!"
С любовью во Спасителе Господе Иисусе Христе,
Читайте еще по теме "Спасение":
Настя Калинина* завела в Интернете специальную страничку. Там она во всех подробностях описывает все, что произошло в ее семье десять лет назад.
И прямо обвиняет своего родителя в сексуальных домогательствах.
Молчание в обмен на сладости
Мой отец - педофил! - открыто заявила корреспонденту "Комсомолки" двадцатилетняя Настя. - Его жертвой была я.
С помощью Интернета и общественного мнения Анастасия пытается наказать отца за испорченное детство. Однако такая активность очень не нравится папаше, который грозится подать на нее в суд за клевету.
Десять лет назад семейство Калининых мало чем отличалось от других петербургских семей. Дмитрий и Татьяна жили в собственной квартире в Кировском районе, трудились в железнодорожном депо и воспитывали Настеньку. Порой серьезно ругались. Но как только скандал стихал, их жизнь возвращалась в привычное русло.
Мама регулярно дежурила в ночную смену, - вспоминает Настя. - Я оставалась дома с папой. Мне это очень нравилось, так как отец меня сильно баловал.
Девочка ходила в балетную школу, а потому родители внимательно следили за ее распорядком дня и рационом. Но втайне от жены Дмитрий угощал дочку разными сладостями, разрешал подолгу смотреть телевизор, покупал всякие безделушки и давал деньги на карманные расходы. Дочка души не чаяла в своем отце.
С чего все началось, я уже и не помню, - говорит Настя. - Сначала он мне рассказывал, откуда берутся дети и чем отличается мужчина от женщины. Потом перешел от теории к практике...
Дмитрий стал показывать малолетней дочке эротические фильмы. Дальше - больше. Насте отчетливо врезалось в память: она сидит на коленях у отца, и тот рассказывает ей очередную взрослую историю. Внезапно Дмитрий прервал свой рассказ и спросил, чувствует ли девочка "кое-что" под собой? Дочь кивнула.
Раздевайся, - приказал отец.
Дочь послушалась беспрекословно.
Он трогал меня и просил, чтобы я тоже потрогала его "достоинство", - вспоминает Настя. - До изнасилования, слава богу, дело не дошло. Хотя он пытался это сделать. Но у него ничего не получилось. Я сказала, что мне больно и я не хочу. Он целовал меня, говорил, чтобы я ему язык засунула в рот.
Эти взрослые игры, по уверениям дочери, продолжались несколько месяцев. А однажды отец и вовсе заставил ее заняться с ним оральным сексом.
Он просил меня не рассказывать об этом маме, - продолжает Настя. - Говорил, что иначе у нас с мамой больше не будет денег. Я поняла, что если проболтаюсь, то сделаю всем только хуже и молчала.
Признание в грехах
Когда у Дмитрия с Настенькой появилась "страшная тайна", сердце матери почуяло неладное.
Я своими глазами ничего не видела, но у меня закралась мысль, что такое возможно, - говорит Татьяна. - Однако я ее отогнала подальше: ведь не может же мужик быть такой сволочью. Оказалось, что может.
Однажды девочка осталась с бабушкой. Они играли, и внучка неожиданно что-то ляпнула о фильмах, которые она смотрела вместе с папой. Бабушку поразили познания малышки, и она рассказала обо всем Татьяне. Тем же вечером у мамы с дочкой состоялся серьезный разговор.
Дмитрий в это время был на даче. Когда вернулся, жена с порога выложила ему, что знала. Ошарашенный глава семейства забился в истерике, стал просить прощения. Он готов был пойти на все, чтобы искупить свою вину.
Воспользовавшись моментом, Татьяна заставила мужа написать признательное письмо. Дрожащими руками он нацарапал на тетрадном листке о своих злодеяниях.
С этой бумажкой женщина отправилась в милицию. Однако там ее ждало разочарование. Милиционеры выслушали ее рассказ, прочитали письмо. После этого заявили: "Вряд ли что-то сможем сделать. Ведь никаких реальных доказательств развратных действий нет".
Мне сказали, что нужна видеозапись, фотография, следы на одежде или на самом ребенке, - вздыхает Татьяна. - Правда, предложили избить мужа так, чтобы он остался инвалидом. Но мне этого не нужно было.
Еще около полугода семья жила вместе. Только Настю наедине с отцом мать больше не оставляла. Когда она уходила в ночную смену, с девочкой оставалась бабушка.
Месть за испорченное детство
И все же вскоре супруги развелись и разъехались. После этого Татьяна вздохнула с облегчением, так как совместная жизнь, как оказалось, была для нее настоящим кошмаром.
Все двенадцать лет, которые мы прожили в браке, я чувствовала себя жертвой, - вспоминает Татьяна. - Муж неделями не выходил из запоя, бил меня. Но самое ужасное, что после происшествия с дочкой у него не было ни капли раскаяния.
Я теперь понимаю, что мама терпела его только ради меня, - говорит повзрослевшая Настя. - Отец хорошо зарабатывал и обеспечивал нас. Даже в тяжелые времена у нас было все: хорошая еда, компьютер, мобильники. Мне нравилось так жить. Я была против развода. Может, поэтому мать еще почти год его терпела.
Спустя несколько лет Татьяна снова вышла замуж. Сейчас у нее растет полуторагодовалый ребенок от второго брака.
Насте исполнилось двадцать лет. Она живет одна в собственной квартире и, кажется, довольна жизнью. Вот только с противоположным полом у нее отношения не клеятся. Она боится парней. И считает, что в этом виноват отец.
Я была маленькой девочкой, играла в куклы и мечтала, что выйду замуж за принца. Но папа эти мечты разрушил, - вздыхает девушка. - Кроме того, мне не дает покоя то, что он издевался над мамой и сейчас у нее серьезная болезнь на нервной почве. Самое мерзкое, что он все это признает, но искренне считает, что не сделал ничего плохого.
На помощь милиции девушка не рассчитывает. У нее до сих пор хранится та самая записка. И Настя решила придать дело огласке через Интернет.
По закону я не могу его наказать, так пусть хотя бы как можно больше людей в Петербурге узнает о его "подвиге", - говорит она.
МНЕНИЕ ОТЦА
Людей портит квартирный
Единственное ее доказательство - та самая записка, - говорит Дмитрий Калинин. - Она действительно написана моей рукой. Но я это сделал, чтобы сохранить семью. Хотя описанные в ней действия и квалифицируются, как педофилия, никаких развратных действий я не совершал. Это тогда даже медкомиссия подтвердила.
По мнению отца, эта история всплыла спустя десятилетие неспроста. Всему виной его квартира, на которую положила глаз дочка. Дело в том, что и он, и Настя прописаны в той самой квартире, где они жили десять лет назад. Однако в 2007 году Дмитрий женился на молодой девушке, которую также прописал на этой жилплощади. Этот брак развалился. Однако свою вторую жену Дмитрий выписывать из квартиры не стал. Это, по его мнению, очень бесило Настю, которая решилась на шантаж.
Дочь поставила мне условие: либо я выписываю бывшую жену, либо она пускает в ход записку, - говорит Калинин. - Я отказался, вот все и началось.
Ведь после того, как мы с ее матерью развелись, дочь у меня периодически жила. И за границу, и в деревню на отдых с "папой-педофилом" ездила. И ни о какой психологической травме речи не шло. А тут вдруг на 21-м году жизни она вдруг проявилась. Странно все это.
* Фамилии героев материала изменены.
День был праздничный, весенний. С утра звенели, пели и радостно перекликались колокола церквей, а в доме одного знатного и богатого дворянина было не по-весеннему и не по-праздничному грустно. Было тихо, шторы закрывали окна, и луч света не мог пробить толщину их, только иногда, найдя небольшую в них щель, пробивался через неё и радостно освещал мрачную обитель. И этот солнечный луч придавал комнате чарующее впечатление, давал надежду, что вскоре и вся комната будет залита теплым светом. Однако наступал вечер, Солнце уходило за горизонт, и дом опять погружался в темноту ночи. В нём не зажигали свеч, не растапливали камин, и даже печь не всегда отдавала своё тепло людям, ибо обедал хозяин, как правило, в гостях.
В один из праздничных дней, рано утром, когда город еще спал, перед домом остановился экипаж, и из него вышла красивая и молодая женщина. За ней из кареты выскочила маленькая девочка, на вид ей было лет пять-шесть. Она была вся в ожидании чего-то необычного и удивительного. Дама взяла ее за руку и двинулась к дому. Позвонила. Дверь долго не открывали, прислуга, как и хозяин, спали долго и вставали поздно. Наконец, дверь открыли. Дама попросила разбудить хозяина и представилась, как гувернантка девочки. Прислуга проводила даму с ребенком в гостиную, и пошла будить хозяина. Он долго отсутствовал, но ожидание не показалось им тягостным. Девочка разглядывала помещение, трогала вещи, стоящие на виду, и вся она была полна детского здорового любопытства. Дама тоже разглядывала гостиную, но, в отличие от ребенка, её не тронула роскошь дома. Она ощутила безрадостность данного жилища и ей стало немного страшно, с тревогой ждала она встречи с хозяином дома.
А вот и сам хозяин. В гостиную вошел мужчина лет сорока. Стройный, высокий, он был бы даже красив, если бы не печаль, которая легла на его лицо. Печальны были и глаза, и дама не увидела в них ни удивления, ни любопытства – они были вежливы, но равнодушны. «С кем имею честь разговаривать»? - спросил он. Дама представилась и протянула ему письмо, сказав, что ответ на все вопросы он найдет в этом письме. Мужчина взял конверт, открыл его и пробежал глазами несколько строк. Вдруг лицо его стало бледным, он пошатнулся и едва не упал, но быстро овладев собой, с разрешения дамы присел на диван. Он долго читал письмо, медленно, как будто бы не понимал, что там написано. Наконец, он закончил чтение и поднял глаза на даму. И она увидела, какую перемену произвело письмо. Из мрачного и равнодушного человека он превратился в страдающего, но очень доброго человека. Глаза его остались печальными, но это была уже печаль живого человека, страдающего, но имеющего надежду на исцеление, имеющего надежду на радость и счастье.
Это она? - спросил он, показав глазами на девочку.
Да, - тихо ответила гувернантка.
Подойди ко мне, дитя, - попросил он.
Девочка послушно подошла к нему и, когда она встала с ним рядом, сразу бросилась в глаза их схожесть, никто не смог бы отрицать их родство. Это были отец и дочь – два родные существа, отброшенные жизнью далеко друг от друга.
Ты знаешь, кто я? - тихо спросил он у девочки.
Да, ты мой папа. Мама о тебе рассказывала.
И что же она обо мне рассказывала?
Что ты очень добрый и очень красивый. Что ты любишь меня, а я люблю тебя.
И, сказав это, она вдруг прижалась к нему, обняв его шею своими тонкими ручонками. Мужчина не ожидал такого порыва любви и нежности и не успел проконтролировать свои чувства. Слезы выступили у него на глазах и скатились по щеке. Он обнял единственное родное существо, оставшееся в жизни, прижал крепко и долго-долго держал её в своих объятьях. Так возникла, родилась любовь двоих. Любовь на всю жизнь, двух одиноких, страдающих людей, которые истосковались по любви и нежности. Шли годы. Девочка превращалась в девушку. Дом из мрачного и унылого превратился в светлый и уютный. В нём всегда было весело, звучала музыка, слышался смех. Детвора, а позже и молодежь, любили бывать здесь. В доме их встречали с радостью, сытно угощали и разрешали делать то, что не разрешалось в других домах. И всегда отец хозяйки дома был душой компании. Его любили, он был авторитетом для всех. Похвала хозяина дома, его одобрение их поведения или поступка были самой высшей оценкой.
И вот пришел день, когда дочь должна была уехать, она хотела учиться пению и рисованию. Путь её лежал в Италию. 0ба страдали от предстоящей разлуки, но ни один из них не говорил о своих чувствах. Отец не хотел препятствовать дочери в её стремлении познать неведомое, обогатиться знаниями и научиться ремеслу художника. Он чувствовал в ней дарование и не желал препятствовать ей в осуществлении задуманного. «У каждого своя судьба, своя дорога. И пусть она идёт своим путем», - думал он, но печаль легла на сердце. Расставание пугало его. Он был уже немолод, рассчитывать на то, что все вернётся, как было, он не мог, ибо знал и понимал, что этого не может быть. Ничего не стоит на месте, всё движется, жизнь тоже имеет свою скорость и не стоит на месте.
Дочь радовалась и печалилась одновременно. Она то пела, то вдруг заливалась слезами. Но молодость и жажда жизни брали своё. День отъезда приближался.
Стоял теплый летний день. Двери дома были открыты, и ветер гулял свободно по всем комнатам. Царила неразбериха. Все суетились, громко переговаривались. Только отец был молчалив, он сидел во дворе и наблюдал за сборами. Никаких чувств не отражалось на его лице.
Подали экипаж. Прислуга стала выносить вещи и укладывать их, а дочь всё не появлялась. Наконец, появилась и она. В этот день она была необычайно хороша собой. Волнение придало ее лицу невыразимое очарование, розовый румянец окрасил щеки, глаза блестели, готовые вот-вот расплакаться, а губы пытались улыбнуться. Отец поднялся и подошёл к дочери. Они обнялись. И опять же, как в первый день их встречи, он долго держал её в своих объятьях, а она повторяла, не переставая, что любит его. Наконец, он раскрыл свои объятья и посмотрел на дочь. Как они были похожи – отец и его дитя. Он благословил её и сказал:
Где бы ты не была, что бы с тобой не случилось, помни и знай, что у тебя есть дом, где ждет тебя отец и его любовь. В горе и радости помни об этом. И знай, что ты не одинока, ибо всегда с тобой любовь моя. Прощай, дитя.
С этими словами он поцеловал её и, повернувшись спиной, быстро зашагал к дому. Экипаж отъехал.
Шли дни, недели, месяцы. Прошел год, второй, пятый. Дочь писала регулярно, писала об учёбе, о новых друзьях и о своих впечатлениях. Но никогда не писала о любви к мужчине. И отец верил, что любовь не коснулась еще её сердца. И вот, когда уже пошел пятый год разлуки, письма изменились – в них появились грусть и тоска, и приходить они стали реже и реже. Отец, любя дочь, сразу понял причину грусти и ощутил, почувствовал своим сердцем, что дочь полюбила и что любовь её несчастна. Он вместе с дочерью страдал и мучился и, наконец, не выдержав неизвестности, пустился в путь. Путь был нелёгким, дорога длинной. Но любой дороге приходит конец, и вот он у дочери. Дочь изменилась. Она стала ещё красивее, но это была уже не девушка – перед ним стояла молодая красивая женщина, познавшая любовь и страдания от любви.
Дитя, зачем ты бежишь от дома своего? Разве ты забыла прощальные слова мои? Зачем страдаешь ты в одиночестве, разве не могу я разделить с тобой твою печаль?
Дочь заплакала, она плакала так долго и так горько, будто бы хотела, чтобы все страдания её души ушли вместе с её слезами. Отец гладил её по голове, как гладил, когда она была ещё ребенком, и успокаивал её нежными словами, вселяя в её душу покой, что приносил успокоение. Любовь отца обогрела душу. Она притихла и заснула. Спала долго, так, как могут спать только дети – безмятежно и покойно. Он сидел рядом и с любовью смотрел на неё.
Сегодня мы уедем, - решительно сказала она, - ты прав, у меня есть дом, и есть отец.
Прошло полгода. И в доме появилось маленькое существо, такое беспомощное и красивое, что его обожали все. Оно принесло столько радости и столько счастья, что дом опять ожил, вновь зазвучал смех, и полилась музыка. Отец стал дедом, а дочь матерью. Маленькое существо, а это была девочка, стало фундаментом этого дома. Вокруг нее все крутилось и вертелось. Любовь витала в воздухе, её можно было вдыхать, ощущать, чувствовать.
Так прошло ещё два года. Девчушка была живой и очень напоминала свою мать в детстве. Дед её обожал и проводил всё свое свободное время, играя с ней. Дочь его ожила, материнство прибавило ей ещё красоты, а страдание смягчило душу. Она вела затворнический образ жизни, проводя дома всё своё время.
Однажды, когда зацвели сады, дочь потянуло на природу, она взяла краски и кисти и отправилась за город, желание рисовать не возникало уже более четырех лет. Она выбрала место и расположилась для рисования. Утро было чудесное. Солнце ласково обогревало землю, птицы пели свадебные песни, а луг был усеян цветами. В воздухе ощущался аромат весны. Она так увлеклась работой, что даже не заметила, как к ней подошел незнакомец. Он остановился за её спиной и долго наблюдал за ней. И только тогда, когда она уже собралась уходить, он вышел из-за спины и, извинившись, представился. Так они и познакомились. Весна подарила им любовь, взаимную и счастливую. Дочь расцвела от счастья. Теперь она имела всё – дом, семью, любовь. Вместе с ней расцвели и её домочадцы. Отец помолодел, глаза его сияли, они светились любовью и радостью. Внучка обрела отца и тоже была счастлива. Любовь поселилась в доме навсегда.